Дневник войны, глава 268. «Взял сегодня из приюта. Мое золото. Моя Соня»

В конце августа Россия сделала то, что говорит о ней больше, чем все пропагандистские речи. Страна официально вышла из Конвенции ООН против пыток. Сделала хлопок дверью, которая вела в цивилизованный мир, и сделала сознательный выбор в пользу изоляции.

Международный договор – это обещание. Обещание не причинять боль тем, кто беззащитен, не превращать следствие в пытку, а тюрьму – в ад.

До сих пор это обещание было, как минимум, на бумаге. Оно давало жертвам надежду, а международному сообществу – право надзора. Теперь этого больше нет. Жертвы насилия больше не могут обратиться в ООН, и для тех, кто применяет силу, исчезает последний страх международного осуждения.

Россия уже покинула Совет Европы, отказавшись от юрисдикции Европейского суда по правам человека. Сейчас она закрывает еще одно окно, которое вело к свету.

Стратегическое отступление от морали, которое показывает: в российском будущем не будет места для правды, а насилие останется безнаказанным.

Просто шаг в бездну, который показывает, что для российской власти человек – это не ценность, а инструмент. И когда инструменты для международной защиты прав человека становятся препятствием, их просто выбрасывают.

Это печальный, но честный ответ на вопрос о том, на чьей стороне на самом деле стоит государство, которое сознательно отказывается от запрета на пытки.

По Дюркгейму, уровень преступности и девиации (насилия, пыток) является своеобразным социальным термометром. Если общество вдруг меняет отношение к определенным нормам – например, переходит от наказания к толерантности по отношению к жестокости – это свидетельствует о глубоком кризисе.

Выход России из Конвенции против пыток можно рассматривать именно через эту призму. Государство, которое сознательно отказывается от международных норм, ограничивающих насилие, демонстрирует, что его репрессивный аппарат готов действовать бесконтрольно.

В таком случае, уровень девиации может резко возрасти, что, с точки зрения Дюркгейма, будет указывать на глубокие болезни в самом обществе, а не только на отдельные правонарушения.

А про жестокость и пытки россиян в Украине отлично знают. Ощутили на себе.

Знакомый, который работает в одном из столичных моргов, недавно делился сложностью работы патанатома во время войны. Рассказывал, что есть дни в морге, когда ты становишься просто одним сгустком неимоверной боли от увиденного. Это дни, когда возвращают тела украинских военных из российского плена.

Час за часом нужно стоять возле рефрижераторов и описывать содержимое пакетов. И сколько бы времени не прошло, липкий холод в спине не проходит, а комок в горле стоит еще несколько дней.

Каждый раз, открывая пакет, успокаиваешь себя, что страшнее и безжалостнее быть уже не может. Но каждый раз убеждаешься, что, увы, российская жестокость не знает границ. Серийный маньяк-убийца, который совершенствует свою адскую больную фантазию, после того как он снова избежал наказания.

В ночь на 1 сентября Россия запустила по Украине около 100 шахедов. А утром, когда 3,5 миллионов детей шли на свой первый урок в новом учебном году, Россия подняла в небо МиГ-31К с Кинжалами.

По всей территории Украины воет воздушная тревога, люди бегут в укрытия. А посреди всего этого – лежит и греется на солнышке рыжий кот.

– Это ваш?

– Да. Взял сегодня из приюта. Мое золото. Моя Соня.

В этом вся Украина. Даже под обстрелами мы успеваем спасать, любить и дарить дом.